Фото из сети Интернет
Путь к свободе и независимости лежит через минные поля.
По них идут наши солдаты.
За ними идет украинское общество, преимущественно с завязанными глазами.
Война мало что изменила с точки зрения политической фрагментации общества: пятый год продолжается ожесточенной Facebook -борьба фан-клубов кандидатов в президенты Украины 2019.
К этому добавилось еще одно: о чем бы речь не шла – от ДТП до кадровых изменений в военном руководстве – общество всегда на стороне военных, а не политиков. Хотя процент негодяев в политике вряд ли превышает процент командиров-самодуров в армии.
Молчаливый отказ от демократического гражданского контроля Сил обороны и автоматический перенос безусловного доверия в армию на конкретных военных деятелей так же вредит нам всем, как бездумная преданность своим политическим кумырам и готовность простить им все что угодно. Вот только последствия такой примитивизации во время войны наступают быстрее и измеряются человеческими жизнями.
Справедливости ради надо подчеркнуть, что именно политики постоянно пытались превратить Homo sapiens в избирателя с признаками социального дебилизма. Именно для этого вместо реальных аргументов в пользу того или иного кандидата на ответственные государственные должности подбрасывались искусственные противопоставления старых и новых лиц или политиков и «технократов».
Сейчас для страны жизненно важно, чтобы объединяющей становилась не фигура очередного кумира, а наша общая цель – – свобода и независимость.
Но такое изменение предполагает, что критериями оценки политиков, чиновников, военачальников станет не признак «свой-чужой» или «нравится-не нравится», а эффективность и соответствие их действиям нашей общей цели.
Сегодня Украина на минном поле. Эти мины разбросаны везде: сомнения в необходимости дальнейшей военной помощи со стороны США, которые в предвыборной борьбе выражают радикально настроенные конгрессмены-трамписты; нападение Хамаса на Израиль, за которым только слепой не видит прямой заинтересованности Кремля в отвлечении внимания и ресурсов от Украины; Иран и его «шахеды» и угроза снабжения путина баллистических ракет; Китай, как минимум комплектующими, помогает России производить дроны и ракеты и не мешает Северной Корее поставлять агрессору снаряды; более сложные проблемы с Орбаном и Фицо; откровенные друзья Москвы и «консервы» российских спецслужб во многих странах мира, пытающиеся воспользоваться моментом, чтобы заморозить «конфликт в Украине» и помочь пути подготовиться к «окончательному решению украинского вопроса».
А еще мины-ловушки, подбрасывающие с разных сторон «информированные аналитики» типа Саймона Шустера с его публикациями в TIME, и собственные военные стратеги, которые не понимают, что не там и не так сказанное слово вредит, а иногда и убивает.< /p>
И всем этим с большим удовольствием пользуется Кремль.
Предвидя волну возмущения и обвинений, все равно спрошу, зачем было главкому Залужному выносить в общем то, что необходимо обсуждать на Ставке, в Рамштайне или с коллегами из стран-партнеров.
На какое впечатление читателей журнала The Economist он рассчитывал и на что хотел повлиять своим «программным эссе» в стиле учебника для Академии обороны, изобилующего названиями русского оружия: «Земледелие», «Поле 21», «Ланцет», «Орлан», » Zala», Д-1, Д-20, «Краснополь», «Селок», «Питон», «Гарпун», «Пироед», «Стриж», «Лесочек»?
Думаю, особенно удачным для достижения целей стал абзац относительно «применения для проработки проходов в минно-взрывных заграждениях мини-туннелепрокладчиков с буром, плазменного разрушителя грунта (RВR), пустых рукавов для закачки газообразного или жидкого взрывчатого вещества, ракет с топливно-воздушной взрывчатой смесью».
Не исправили ситуацию ни колонка украинского главкома, ни более развернутая «статья с элементами интервью», в которых было меньше узкоспециальной информации и терминологии, но достаточно противоречий, недоосмысленности и неуверенности.
И  ;сколько потом не объясняй в украинских СМИ, что и зачем хотел сказать генерал Залужный, кроме этого ощущения неуверенности украинского главкома, в воздухе не осталось ничего.