Фото из сети Интернет
>
«Прошло 10 лет, оно не перестает болеть». Владимир Голоднюк отец Героя Небесной Сотни из Тернопольской области. После гибели сына начал волонтерить. Бойцам старается находить наиболее нужное и дорогостоящее оборудование, ведь сейчас, говорит, «война электроники и новейших технологий» и за два года потребности армии существенно изменились.
О самом необходимом для фронта, вызовах, с которыми сталкиваются волонтеры, и расследовании дел Майдана Владимир Голодюк рассказал Общественному.
— Ваш сын Устим Голоднюк погиб на Майдане 20 февраля 2014 года от пули снайпера. Как оцениваете расследование дел Майдана?
– Я раньше очень активно участвовал в расследовании и чем могли, мы помогали следствию и направляли его. В 2014 году после расстрела людей на камеры в центре столицы Украины власти пытались скрыть это преступление и уничтожить всю доказательную базу. И очень хорошо, что тогда активисты и родственники Небесной Сотни приобщились к сбору фактов, артефактов, доводов, свидетелей, в соцсетях собирались доказательства. Это помогло сохранить ту небольшую базу, которая дала толчок правдивому расследованию преступления.
— Я вам, вероятно, не открою тайну, что расследование и наказание слили. Объясню почему. Последний раз это было, когда отпустили шестерых «беркутовцев». Вопреки закону, изнасиловав Фемиду, их принудительно переправили из одного следственного изолятора в другой, в суде под прикрытием, без свидетелей, рассмотрели дело и выпустили их. И снова прикрылись благими намерениями, то есть, что будут обменивать пленных. Я считаю, что пленных нужно обменивать, потому что я тоже отец, но я считаю, что есть закон. Это было сделано в преддверии завершения расследования преступлений против Майдана. Надо было поставить точку в этом расследовании, наказать этих преступников и тогда, когда преступников уже наказаны, осуждены законом, когда они будут иметь уже большой вес — тогда их обменять на множество наших пленных.
— С войной общество, возможно, немного подзабыло все эти события, предшествовавшие войне. По вашему мнению, что должно сделать общество в этой ситуации, чтобы «Дела Майдана» продолжали расследовать, чтобы это все не забылось и виновные понесли наказание?
— «Дела Майдана» слиты. Теперь повторять расследование нецелесообразно. У нас сейчас такое большое количество потерь. Надо сделать выводы, где мы совершили ошибки и ни в коем случае ни под каким соусом, ни под тем, что тебя подкупили гречкой на выборах, ни под тем, что ты посмотрел какой-то интересный сериал, надо очень серьезно относиться к своим действиям, своему выбора и тогда никогда не повторится уже произошедшее. Оно произошло, оно в прошлом, моего ребенка уже не вернуть, не вернуть так же 107 майдановцев, которые погибли и не вернуть десятки, а возможно и сотни тех, кто пал, защищая наше государство.
Мы не имеем права дать себе расслабиться, не имеем. У меня растут еще двое маленьких детей – mdash; сын и дочь, я хочу, чтобы они не воевали, вот не хочу я этого. Я думаю, что эту войну должно окончить наше поколение. Не кончить, а победить в ней. Конечно, меня болит, конечно я иногда просматриваю видео, фотографии и вспоминаю, плачу, плачу вживую, но я стараюсь, чтобы этого никто не видел. Прошло 10 лет, оно не перестает болеть. Это моя боль, моя кровь.
— Вы потеряли сына, но продолжаете работать на нашу победу. Вы волонтерите с 2014 года. Расскажите, как изменились потребности бойцов с тех пор?
— Если учесть, что в 2014 году у нас армии фактически не было, армия начиналась с добровольцев с Майдана, не было ни экипировки, ни вооружения. Со временем увидели, что нужно больше мобильности, нужен транспорт, потом поняли, что не хватает тепловизоров, потому что боевые действия происходили и ночью. Затем правильной снайперской прицелы и многое другое. А сейчас произошли поразительные изменения. XXІ век, война перешла в фазу электроники и новейших технологий. Начались беспилотные летательные аппараты и сейчас только модифицируются, сейчас беспилотные летательные аппараты используются не только для наблюдения и корректировки огня, но и для поражения противника. Поэтому сейчас в основном потребности в FPV-камикадзе, и обычно бомберы — это большие дроны, которые сбрасывают бомбы.
— Автомобили, дроны — это все дорогостоящие вещи. Мы 10 лет воюем. По вашему мнению, должно ли включиться государство, чтобы обеспечивать этим бойцов?
– Мне неоднократно задают эти вопросы. Если бы мы начали производство собственного оружия в 2014 году, конечно, были какие-то начала, делали «Стугни», делали дальнобойную гаубицу «Богдана», но это было только зарождение и в 2019 году это все было остановлено. Сейчас есть последствия. По моему твердому убеждению, сейчас полетят у меня тапочки, но если мы не изменим подход к войне, то мы ее проигрываем.
— В начале полномасштабной войны в 2022 году вы говорили, что сталкиваетесь с некоторыми проблемами при перевозке автомобилей через границу, при поездке ваших волонтеров за границу по системе «Путь». Есть ли сейчас проблемы, которые должно решить государство?
— Мы сотрудничаем с фондами, имеющими разрешения завоза гуманитарной помощи и фактически мы в этих проектах участвуем. Мы проплачиваем стоимость той или иной помощи и затраты на дорогу. И нам это выгоднее, чем самим ходить с бумагами, обивать пороги, получать отказы и затягивать с помощью на долгий период времени. Мы понимаем, что помощь нужна сегодня и на вчера.
— То есть вы сами решили свои проблемы? — Да, здесь нам государство не помогло. Знаете, можно очень долго спорить, «становиться в позу», доказывать, что ты не прав, но ты должен помогать фронту, потому что кто-то не получит какой-либо помощи за это время. Поэтому мы пошли по такому пути.
— Вскоре вы отправляетесь в очередную волонтерскую поездку на фронт. Расскажите, куда и в какие бригады едете, что везете?
– Стараемся подстраиваться под бойцов. Когда мы готовимся к поездке, мы собираем заказы, которые нужно непосредственно для победы. Сконцентрированы на том, что помогает уничтожать врага. Будем на Донецком направлении: в десятой бригаде, 109 бригаде, в 28, 72 и 24 бригадах. Помогаем всем.
Закупили 20 дронов, это 8-дюймовые хорошие дроны, которые могут нести полезную нагрузку. Это дорогостоящее, но кажется, что будто велик объем, но поверьте, что для одного подразделения — это на один день хорошего сражения. Кроме того, везем две зарядные станции, помогающие разведчикам беспилотной авиации в полевых условиях заряжать батареи. Везем сканеры, которые позволяют выискивать дроны, когда они еще не видны невооруженным глазом, но их волны выискивают в воздухе и начинают уже использовать антидроновые ружья или окопные РЭБы. Везем специальные дизельные обогреватели для обогрева бойцов в полевых условиях, мы закупали их в Италии. Они малозатратны, заливается 4 литра солярки и двое суток в окопах солдаты могут быть обогреты, не видно ни дыма, ни пламени.
— Более 10 тысяч долларов стоили дроны. В общем во сколько все обошлось?
— Общая помощь в пределах 16 тысяч долларов.
— Где берете деньги на все необходимое?
— Мы уже готовы танцевать и петь, уже не знаю, что выдумывать, чтобы люди поверили и чтобы эти деньги не тратились понапрасну. К примеру, очень сейчас плохая тенденция и опять же будет, пожалуй, масса критики в мою сторону, но я попытаюсь объяснить. Дроны изготовлены «на коленке» и на кухне кем угодно – это пустая трата денег. Это потраченные деньги, но этот дрон не будет выполнять свои функции. Самолеток из бумаги тоже будет летать, но люди на это тратят деньги и не донатят на нужные и качественные дроны. Я распространял в соцсетях статью реального человека, понимаемого в дронах, он объяснял, что ему привезли таких 10 дронов, которые сделаны «на коленке», и из них 4 смогли подняться немного, а на скорости 50% их турбулентность не соответствовала заявленным нормам. Лишь один дрон на 70% смог выполнить все необходимое. То есть, в среднем, если на этот дрон потрачено от 14 до 20 тысяч гривен, то можете представить, что 200 тысяч гривен на все эти дроны потрачены впустую.
— А кто помогает? Это обычные люди или предприниматели?
— Есть и обычные люди, которые сбрасывают по 100, 200 гривен и мы за это благодарим в соцсетях и поклоняемся этим людям, потому что они отдали то, что смогли. Но основная нагрузка идет на предприятия и производства, которым мы доверяем. Потому что мы понимаем, что помощь должна быть существенной, момент уехать, сфотографироваться и пообниматься с бойцами и привезти один дрон. это уже прошло. Был 2014 год, ездили все, потому что хотели обняться, пообщаться. Я понимаю, что солдаты хотят домашнего пирожка и обняться, но когда приходит понимание, что их там обстреливают, наверное, в аду гораздо легче, тогда ценится та помощь, которая дает возможность выжить и уничтожить врага. Сейчас настал переломный момент — «кто кого». Это война на выносливость. Нужные вещи и весь ресурс использовать на то, что должен уничтожать врага.
— Сейчас нужно прекратить с закрутками, вкусностями или это тоже нужно?
— Люди в селах и городках не могут чем-то существенным помочь и это нужно понимать, но волонтерским организациям и подразделениям, которые знают, что нужно и могут помочь, внимание нужно сконцентрировать только на существенных вещах, позволяющих уничтожать врага.
< - Мы все читали, слышали и видели о тех случаях, когда люди, прикрываясь волонтерством, уезжали за границу и вместо того, чтобы помогать – отдыхали. Скажите, достойны ли такие люди называть себя волонтерами?
– Есть негодяи в любой сфере, также есть люди, которые использовали абсолютный кредит доверия от людей и государства. Мы теряем сегмент помощи, потому что люди, например наша диаспора, не всегда углубляются в ситуацию, они услышали: «Тот волонтер обогатился и купил себе автомобили» и перестают помогать. И я их понимаю. Но мы должны не считаться с этим и работать дальше. Я думаю, что у нас уже есть определенное имя и кредит доверия, мы 10 лет работаем в этой сфере.
— Мы пишем это интервью в музее русско-украинской войны. Это еще один ваш большой труд, вы долго собирали все, что здесь находится, и искали помещение. Это, можно сказать, дело вашей души и сердца. Расскажите, почему вы решили создать этот музей?
– Меня сама ситуация, которая сложилась с волонтерством, заставила создать музей. Мы привозили с фронта много экспонатов и артефактов и складывали в бывшем штабе и кто хотел, тот приходил и смотрел. Это было неорганизовано, но нас это не нагружало, потому что мы занимались только фронтом. А это помещение — памятник архитектуры 19 века и относительно нее всегда шла борьба. Мне предложили: «Слушай, будешь волонтерить, но делай музей для людей». Создали музей и тогда я понял, какой это большой пласт работы. Просто поставить железо и чтобы люди приходили смотреть — это одно, а людям должно быть интересно, они должны сюда тащиться, приводить друзей. Основное наше направление – просветительская деятельность, мы проводим здесь уроки мужества, у нас каждый день есть дети. Дважды в один зал и на те же экспонаты дети не придут, им будет не интересно. Они развиты, эрудированы, пользуются компьютерами, им нужно показывать то, что коснется их души. Поэтому мы всегда проводим новые выставки, интересные мероприятия. Наши работники — это уникальные люди. Нас всего 4 на весь музей, мы понимаем и ценим средства общины, поэтому не можем набрать штат, который должен быть, людей 13. Но мы справляемся с этой огромной нагрузкой и к нам идут люди. Поэтому мы делаем все, чтобы заинтересовать людей и теперь это стало частицей нашей жизни.
— Что здесь можно сейчас увидеть?
— Сейчас у нас есть выставка памяти Марка Паславского, уникального человека, который родился в США, но происхождение его из Тернопольщины, мама его была из нашей области. Родился в США, но душа его была украинская. Он с детства был пластуном, позже ушел в самое престижное военное училище, но всю жизнь интересовался Украиной. Он участвовал в Оранжевой Революции и Революции Достоинства, а в 2014 году, чтобы уйти на фронт и защищать Украину, Маркиян отказался от американского гражданства, принял украинское гражданство, пошел на войну и делился там своим опытом. Он был офицером с большим опытом, его любили и уважали военные. К сожалению, он погиб под Иловайском в 2014 году.
Также у нас есть «Добровольческий зал», «Зал славы павших». Готовим еще один тематический зал, где будет размещен блиндаж, чтобы больше рассказать о быте военных. Несколько наши планы изменили полномасштабное вторжение, мы понимаем, что сейчас 99% нашей деятельности должно быть направлено на победу, но мы поддерживаем деятельность музея, постоянно работаем над его развитием.