Фото из сети Интернет

– Вы письменно обращались?

– Да, письменно, через канцелярию. Поскольку это все начало развиваться в такой плоскости, что меня обвиняют в каком-то ненадлежащем исполнении обязанностей.

После этого началось преследование подчиненных мне работников прокуратуры. Например, в июне руководитель одного из подразделений узнал, что ему и сотрудницы канцелярии, работающей в моей приемной, снизили премию. При этом они не были ознакомлены ни с рапортом об уменьшении премии, ни с приказом. В сущности, к ним применили меры дисциплинарного воздействия. И, насколько мы предполагаем, это касается письма, по поводу которого руководитель областной прокуратуры отрицал и не желал присылать. А они зарегистрировали письмо за моей подписью в окружную прокуратуру. Конечно, я имел полномочия подготовить, подписать и направить такое письмо.

– Это письмо было по какому-то делу?

– Нет, речь идет о моем поручении по заслушиванию в судебных производствах, которые рассматриваются более пяти лет и в которых лицо находится под стражей более года. А также по делам, где прошло более года, с тех пор, как их направили, и за это время не проведено подготовительное судебное производство.

Эти категории производств я выделил и в первом квартале этого года подготовил письменное поручение руководителям подчиненных мне структурных подразделений, чтобы систематически проводить такое изучение и заслушивание. И это уже дало результаты.

Но забегу вперед. Как раз на этом совещании в середине мая руководитель критиковал это поручение, говорил, что оно, по его мнению, незаконно, что этого делать не нужно.

– Как показал недавний инцидент в Шевченковском суде столицы, во время которого погиб Игорь Гуменюк, которого держали в СИЗО 8 лет без приговора, подобные заслушивания следует проводить в каждой области.

– Мы это делаем и будем делать. Ибо несмотря на то, что обязанность соблюдения разумных сроков во время судебного производства возложена на суд, от качества и своевременности реализации прокурором своих полномочий и зависит разумный срок.

– Вы выяснили, как прокуроры ходят в суды? Сколько пропускают заседаний без уважительных причин? Так как адвокаты после этого инцидента писали немало постов в соцсетях, затягивающих рассмотрение по делам не они, что заседания часто откладывают именно из-за неявки прокуроров.

– Я начал изучать ситуацию еще с 2020 года, когда меня назначили на эту должность. Просто в начале этого года я уже дал большое письменное поручение как указатель прокурорам, как нужно действовать. С привлечением окружных прокуратур.

Случаев неявки прокурора по неуважительной причине я пока не встречал. Были по уважительным причинам, и такие ситуации единичны. Потому что, когда создаются группы прокуроров, это делается как раз для того, чтобы другой прокурор мог подстраховать коллегу и не срывать заседание.

Приведу вам один пример. Благодаря принципиальной позиции прокурора в уголовном производстве об изнасиловании было заявлено ходатайство о ненадлежащем выполнении стороной защиты своих обязанностей.

– Не появлялись ли на заседания?

– Да. Суд направил определение в соответствующую дисциплинарную комиссию адвокатуры. По ее результатам адвокат привлечен к ответственности, на год остановлено его право на занятие адвокатской деятельностью. Адвокат обжаловал это решение, но суд оставил его в силе.

Мы ориентируем прокуроров на то, что если какая-то сторона не выполняет своих обязанностей, чем нарушает соблюдение разумных сроков в судебном разбирательстве, они должны реагировать.

– А что такого тогда незаконного в вашем письме с точки зрения вашего руководителя, можете объяснить? Он же, наверное, однажды это аргументировал.

– Если бы были какие-то обоснованные аргументы, это мое поручение было бы уже либо отозвано, либо отменено.

Есть Закон Украины «О прокуратуре». И такие основополагающие вещи нужно, по моему мнению, реализовывать в форме письменных указаний и поручений, чтобы прокуроры могли проверить, законно ли поручение. Потому что я не просто пишу: требую. Я аргументирую, зачем это нужно делать. Вот, например, в поручении по поводу заслушиваний состояния судебного разбирательства я проанализировал практику Европейского суда по правам человека, статью 6 Конвенции о праве на справедливый суд. И обнаружил, что большая часть решений ЕСПЧ по Украине касается именно нарушения сроков рассмотрения дел в национальных судах.

Все это проанализировал и дал возможность прокурорам, если они не согласны, обжаловать.

Кроме того, я дал прокурорам поручение по организации проверки постановлений о закрытии уголовных производств. С привлечением окружных прокуратур. Потому что, как вы знаете, около полугода назад внесли изменения в Уголовный процессуальный кодекс Украины, указав, что с момента закрытия уголовного производства постановление следственного судьи о применении мер обеспечения прекращает свое действие. То есть, если прокурор, следователь или дознаватель вынесет даже очевидно незаконное постановление о закрытии, со следующего дня постановление об аресте имущества утратит силу.

А каким образом прокурор может проверить это закрытие? Когда он получит постановление и увидит материалы уголовного производства. Поэтому во исполнение требований приказа Генерального прокурора № 309 от 30.09.2021 «Об организации деятельности прокуроров в уголовном производстве» я и даю письменные поручения. И каждый день руководители подразделений мониторят Единый реестр досудебных расследований, выявляя, где уголовные производства закрыты, инициируют их истребование, изучение и проверку. Таким образом, можно выявить нарушение прав человека. Потому что часто правоохранительные органы забывают, что ключевое в работе –; именно человек.

И бывает, что следователь или дознаватель по тем или иным основаниям выносят необоснованное постановление о закрытии, и оно с материалами хранится в архиве, а прокурор не видит, потому что у него 100-200, а то и 300 производств. там, где он старший прокурор группы. Прокурору нужно помочь. Поэтому задача организовывать эти проверки как раз возложена на руководителей и их заместителей.

Но все это возмущает нашего руководителя, всего этого, на его взгляд, делать не нужно.

И когда в середине мая было масштабное оперативное совещание с участием меня и нескольких подчиненных мне подразделений, меня было обязано в нарушение статьи 17 Закона Украины «О прокуратуре», согласно которой прокурором высшего уровня для меня является Генеральный прокурор и его заместители, пересмотреть законность всех моих поручений и, возможно, их отозвать. То есть чтобы я свои поручения проверил и с учетом его замечаний отозвал.

Кстати, где-то в 2020 или 2021 году была жалоба по поводу моих поручений от постороннего. Не знаю, откуда у того были копии моих поручений, но департамент организационно-контрольной деятельности Офиса Генерального прокурора истребовал копии всей моей корреспонденции и проверил. По результатам проверки никаких замечаний мне не поступило.

– Если все эти доверенности направлены на пользу людям, почему они не воспринимаются? Не понимаю.

– Я думаю, что все это началось после того, как я отказался повлиять на закрытие уголовных производств.

Дошло даже до того, что письменным решением одного из совещаний, проведенного в конце июня этого года, в нарушение ст. 17 Закона Украины «О прокуратуре» и ст. 341 УПК Украины руководитель обязал меня перед согласованием мной прокурорам постановлений об отказе от поддержания публичного обвинения предварительно согласовывать это решение с ним путем инициирования проведения оперативного совещания у него.

– В начале нашего разговора вы сказали о том, что «мешаете коммерции». Что вы имели в виду?

– Именно эти письменные поручения и моя принципиальная позиция им и мешают. Приведу пример. В этом году на мое имя написали обращение, а затем пришли на прием, чтобы предоставить дополнительные сведения, родители изнасилованного ребенка. Уголовное производство расследовалось на территории одного из районов, но подозрения не последовало. При этом определенный участник этого производства – бывший правоохранитель.

Мы изучили это уголовное производство и констатировали неэффективность расследования. Как следствие при нашем процессуальном руководстве лицу сообщено о подозрении и избрана мера пресечения. Есть и другие примеры.

Поэтому все в области знают, что со мной договориться просто невозможно.

– То есть из-за всех этих ваших поручений нельзя фактически манипулировать ни в каком производстве, потому что все процессы контролируются?

– В том числе и это. Мне каждую пятницу предоставляют перечни всех принятых решений о закрытии производств по области. Я самостоятельно их вычитываю и, если есть основания, истребую материалы этих производств. Скажу как есть. Я сую нес всюду. И если мне в поле зрения попала какая-нибудь ситуация, то я пытаюсь ее довести до завершения. Вот это и мешает некоторым.

У меня на контроле есть и уголовные проступки и нетяжкие преступления. Как, например, можно не взять на контроль ситуацию, в которой пострадала пожилая женщина, которую бывают ее собственные дети? Она просит вмешаться, говорит: «Они меня либо убьют, либо инвалидом сделают». Как можно такое производство не взять на контроль?

– А без контроля полиция не хочет расследовать?

– Пока у нас статистика будет оцениваться через призму количества, а не качества, такие случаи будут случаться часто.

– Вам не упрекают что-то вроде: тебе что, нечего делать, прокурора такого уровня должны интересовать более важные дела?

– Конечно, говорили и такое (улыбается – авт.).

– Но убедить никому не удалось?

– Сотрудники прокуратуры знают мое отношение к жалобам, отношение к людям. Если человек пишет мне, я читаю и реагирую.

При выполнении моего поручения мы заслушивали в том числе и уголовные производства, судебное разбирательство в которых остановлено в связи с розыском личности. Но, как выясняется, личность иногда находится в соседнем селе.

Кстати, на совещании с руководителем прокуратуры ко мне был вопрос: «Зачем вы контролируете остановленные судебные разбирательства?». Я говорю: «Ну, вы понимаете, не могут дела о воровстве или телесных повреждениях слушаться пять лет. Даже с розыском. Потому что есть потерпевшие, которые также могут обратиться в Европейский суд по правам человека». Мне было сказано примерно так: вы думаете, что наркоман или алкоголик обратится в ЕСПЧ? Я возмущен. Это тоже люди. Они не перестают быть людьми. Выигравшие дела в ЕСПЧ – не олигархи, это простые люди.

Я считаю, что самое большое мое достижение – это то, что у многих людей в этой области создалось впечатление, что они могут достучаться, они могут получить справедливость.

Однажды ко мне пришла женщина с обращением, ей порекомендовали прийти ко мне в автобусе. Едут, обсуждают, а кто-то и говорит: вы идите к Божко в областную прокуратуру, он поможет.

Сейчас, дай Бог, уже восстановится личный прием, сможем больше общаться с людьми.

– Он был отменен из-за войны?

– Через ковод. Но с первого июля запрет уже не действует.

– Как вы общались с людьми, если были такие ограничения?

– Через призму положений Закона Украины «Об обращениях граждан» о получении дополнительных объяснений или документов в подтверждение изложенных доводов, я все-таки общался с людьми, поскольку это не запрещено. Маски, антисептики То есть учитывали ситуацию. Но если у людей есть проблема, мы не можем сказать: мы не принимаем, потому что ковод. Или, как сейчас, война.

Приведу еще несколько примеров. 2020 год. Приходит с обращением пенсионерка, всю жизнь работавшая в библиотеке. Ей один из бывших правоохранителей сказал, что продаст дом. Она насобирала денег, отдала. А дом был под арестом, она этого не знала. Эти события были в 2015 году. А в 2016 году по ее заявлению было зарегистрировано уголовное производство. Но толку никакого. Она обращалась к журналистам, это освещалось в СМИ, но никак ей не помогло.

Когда она пришла к нам, мы пообщались, изучили производство, активизировали. Как следствие, лицо привлечено к уголовной ответственности с ущербом более 100 тысяч. И по результатам принято нереабилитирующее судебное решение.

Или еще один случай. На предприятии погибли два молодых парня. После того как на строительстве погиб первый, никого к ответственности не привлекли. Через полгода погибает другой парень.

Зарегистрировали соответствующее уголовное производство по статье «Нарушение правил безопасности во время выполнения работ с повышенной опасностью», но оно, как говоря, не расследовалось.

Когда мы получили жалобу по этому поводу и изучили материалы, то забрали это дело из района, объединили два случая, приняли меры реагирования. Как следствие, обвинительный акт в уголовном производстве направлен в суд.

Конечно, лицо считается невиновным в совершении преступления, пока его вина не будет установлена ​​обвинительным приговором суда.

– В интервью’ю нашему изданию начальник Департамента уголовно-правовой политики Офиса Генпрокурора Алексей Бонюк, комментируя реформу органов прокуратуры, сказал, что изменились методы оценки работы прокуроров. Они реально изменились? Было ли это просто задекларировано, но пока не реализовано?

– Первое, что добились: теперь повлиять на прокурора путем уменьшения премии невозможно. Потому что по закону у прокурора уже нет премии, есть стабильная заработная плата и надбавки за выслугу, за работу с носителями секретной информации и т.д.

Оценка тоже есть. Руководители подразделений и прокуроры более высокого уровня оценивают как рядовых работников, так и работников руководящего состава. Пока что положение, по которому оценивают, назову промежуточным, потому что со следующего года должно уже действовать другое.

От результатов оценивания зависит объем премии, который будет выплачиваться в конце года. Максимальный объем – это 30% от совокупности окладов за весь год, а минимальный –; 10%.

Если негативная оценка или лицо в течение года получило дисциплинарное взыскание, например выговор, то премия не выплачивается.

Новым положением немного отстранили непосредственных руководителей от оценки, что тоже хорошо.

Важно также то, что в Офисе Генпрокурора создана апелляционная комиссия из опытных авторитетных работников. И если работник прокуратуры будет не согласен с оценкой, он сможет ее обжаловать.

– Если непосредственных руководителей немного отстранили от оценки, прокурор области вас не будет оценивать?

– Будет. Но оценка не будет зависеть только от мнения руководителя. Если простыми словами, то будет мнение руководителя, арифметическая оценка деятельности по показателям, а затем высчитывают среднее. Так должно быть.

– Как ситуация, которая сложилась между вами и руководителем областной прокуратуры, влияет на вашу работу?

– Безусловно, это создает дискомфорт. Поскольку руководитель знает, что мне отказали в проведении служебного расследования Офисом Генерального прокурора. Когда это все произошло, я обратился официально с уведомлением Генерального прокурора о неправомерных действиях руководителя. Через месяц мне пришел ответ из Генеральной инспекции Офиса Генерального прокурора о том, что на данный момент не усматривается основания для служебного расследования. После этого я направил обращение к Генеральному прокурору с просьбой о личном приеме. На днях получил ответ за подписью Генеральной инспекции о том, что оснований для приема Генеральным прокурором нет. Но, если честно, я думаю, что Генпрокурор даже не видел ни сообщения, ни письма, учитывая загруженность. Потому что не каждый день такая ситуация возникает, и я уверен, что он захотел бы услышать сам, в чем проблематика.

Самое интересное, что с этими письмами и сообщениями, я не понимаю на каких основаниях, но в системе электронного документооборота мой руководитель ознакомился. То есть, по сути, он ознакомился с жалобой на себя, посмотрел доводы. Узнал, что я хотел на прием к Генеральному прокурору, и что мне отказали.

– Вам не намекали, что лучше уйти с должности?

– Не намекали, но все это мне показывают действиями. Я уверен, что если руководитель еще и узнает, что я сообщил о вмешательстве в мою деятельность и об угрозе независимости моей деятельности еще и Совете прокуроров Украины, а также о конфликте интересов Национальное агентство по предотвращению коррупции, отношение ко мне станет еще хуже.

– Сейчас в Киевской школе госуправления слушаю курс «Этическое лидерство», который преподает бывший директор ФБР Джеймс Коми, который не захотел в свое время уступить принципы, а в результате утратил должность. Не думаете, что и вас могут уволить?

– При любой проверке, чтобы было желание, можно на белое написать черное. И напротив. Поэтому я этого не исключаю. В любом случае буду защищать своих подчиненных и себя, потому что на нашей стороне Закон.

И я верю, что многое в нашей стране уже изменилось и меняется к лучшему.

– На ваш взгляд, как важно этическое лидерство для прокуроров? Вижу в зале во время лекций некоторых правоохранителей, судей. Знаю, что еще многие люди слушают эти лекции онлайн.

– Этическое лидерство очень важно. Я тоже прохожу этот курс Коми, но в онлайн-формате. Запомнил, как он сказал, что настоящий нравственный лидер должен сочетать доброту и жесткость, уверенность и скромность. В принципе, это то, что я стараюсь применять в работе. Когда у меня проходят совещания, я каждому даю высказаться. Мне рассказывали, что когда-то были совещания, на которых кричали полицейские, высказывались нецензурными словами. Такого у нас точно нет.

Конечно, иногда нужно быть жестким. Но в меру. Нет обидных слов, непорядочного поведения.

И верно еще Джеймс Коми сказал, что должна быть эмпатия. Знаете, у меня в кабинете есть табличка, на которой высказывание Альберта Эйнштейна о том, что ни одна цель не настолько высока, чтобы оправдать недостойные средства для ее достижения.

Когда я ее повесил и ко мне заходил кто-нибудь из представителей правоохранительных органов, то показывал и говорил: «Вот с этого начинайте разговор».

Помните, как на первой лекции Коми сказал о том, что не важно, какое решение принимает лидер, важно каким образом.

Я из разговора поняла, что вы отвечаете за направление полиции. А за какие еще?

– Отделы защиты интересов детей, международно-правового сотрудничества, поддержки публичного обвинения в суде, обращений граждан и документального обеспечения. Тернопольская область – это первая область, где прокуратура самостоятельно инициировала внедрение в работу на своей территории модели Барнахус. Благодаря содействию Департамента защиты интересов детей Офиса Генпрокурора мы эту модель ввели.

Это отделение защиты и социально-психологической поддержки в процессе правосудия детей, ставших жертвами или свидетелями насилия. Кстати, Барнахус в переводе означает «Дом детей». В первый раз такие центры появились в Исландии в 1998 году. Благодаря применению этой модели мы избегаем повторной травматизации ребенка. Ребёнка следователь не допрашивает. Ее привозят к психологу в центр Барнахуса, куда приезжают также ее законные представители. Там обстановка дружественная для ребенка.

Мы инициируем перед следователем судьей дистанционный допрос под видеозапись. И ребенка допрашивают через психолога. Затем психолог заключает заключение. А мы на основании видео назначаем судебно-психологическое, а когда есть основания – то и комплексную судебную психолого-психиатрическую экспертизу. И эксперт дает вывод о том, есть внушение или нет, искренний ли ребенок в показах и т.д.

При этом, ребенка не нужно повторно допрашивать в суде.

– После полномасштабного вторжения России правоохранительные органы направили основные усилия на документирование военных преступлений. При этом, в регионах, где не велись боевые действия, следователи и прокуроры опрашивали людей, вынужденных туда переехать, потому что бежали с временно оккупированных территорий, или из уже деоккупированных, где их жилье было уничтожено российской армией. Вы тоже ведете такую ​​работу в области?

– Да, мы тоже участвовали в документировании военных преступлений. В первую очередь опрашивали людей, документировали их показания, признавали их потерпевшими. Некоторых допрашивали как свидетеля.

В целом, благодаря помощи работников Офиса Генерального прокурора и других областных прокуратур, которые временно у нас дислоцировались, мы за несколько месяцев допросили более 1200 человек. Это взрослые и дети.

А еще через несколько месяцев мы разработали алгоритм работы с такими переселенцами в каждой области, с привлечением структурных подразделений и окружных прокуратур, чтобы сделать процесс документирования более эффективным.

Знаете, вообще во время войны у некоторых чиновников есть мнение, что война все покроет. Это даже видно из того, как, имея в пользование служебные автомобили, они позволяют пользоваться принудительно изъятыми у людей автомобилями. Для меня это категорически неприемлемо.

– Чем закончилась история с Портновым? Продолжается ли она до сих пор?

– Да, она не закончилась. Конечно, уголовное производство по факту угроз и неправомерного вмешательства в мою деятельность закрыто в связи с тем, что истекли сроки расследования, а лицу не было сообщено о подозрении.

– Вы же пытались оспорить постановление о закрытии производства.

– Пытался. Дошел до апелляционного суда, отказали. Также пытался зарегистрировать производство по уголовному проступку. это 343 статья Уголовного кодекса Украины.

– Зачем?

– Статьей 219 Уголовного процессуального кодекса Украины, регулирующей сроки расследования в уголовных производствах, для проступка сроки расследования не предусмотрены.

Я обратился в Подольский райотдел полиции в Киеве с заявлением о преступлении, но мне отказали в регистрации. Обжаловал следственного судьи Подольского районного суда. Мне тоже отказали. Это решение оспорил в Киевском апелляционном суде, мне тоже отказали.

После этого я подал жалобу в Европейский суд по правам человека о том, что государство нарушило три статьи конвенции. В частности, речь идет о нарушении права на справедливый суд. Сколько можно расследовать? Есть два постановления разных Генеральных прокуроров и один из их заместителей о неэффективности досудебного расследования. Сначала производство было в полиции, затем в ДБР, а затем в СБУ. В конце концов, это уголовное производство «похоронили».

Жалобу в ЕСПЧ подал в ноябре 2021 года, а в декабре она прошла первый, самый важный этап. фильтрационную секцию. Через эту секцию проходит всего 10% жалоб.

Сейчас на сайте высвечивается статус жалобы как требующей решения. Поэтому жду.

– Когда мы общались в последний раз, вы ожидали возможное подозрение от ДБР. А чем это дело закончилось?

– Расследуется. Она была закрыта в связи с отсутствием состава уголовного правонарушения. То есть, законно. Но когда анализировал определения следственных судей, имеющиеся в Едином государственном реестре судебных решений, у меня создалось такое впечатление, что безосновательно было подготовлено недостаточно обоснованное постановление. Для того чтобы оставить основы для последующей ее отмены. И в 2022 году перед полномасштабной войной постановление было отменено постановлением следственного судьи Печерского районного суда города Киева.

В этом определении – у меня сохранилась копия – почему-то была указана фамилия Божко, хотя должно быть лицо 1 и лицо 2. И была фраза вроде того, что нужно решить вопрос о подозрении Божко.

А за два или три дня до начала войны постановлением следователя судьи того же суда продлили срок расследования. И тоже там почему-то упоминалась моя фамилия. И это было в открытом доступе.

Помните, был скандал, что сведения в Едином государственном реестре судебных решений открыты? Потом они это удалили и обратно уже поставили документ, в котором лицо 1 и лицо 2. Но ведь у меня эти решения есть.

Не знаю, что с этим производством будет дальше, но оно расследуется. Я это воспринимаю как определенное давление и попытку держать меня на крючке.

Учитывая те угрозы, которые угрожали, думаю, что где-то в таком смысле и держится это уголовное производство.

– Не думали уйти из прокуратуры? Никогда не чувствовали, что это вас получило?

– Нет. Я мотивирован работать дальше. Понимаете, мы с подчиненными мне работниками уже многое сделали. Вижу, что наши усилия приносят результат. Я не хочу этого терять. Хочу изменить систему.

Если уйду из этой системы, то никак не смогу этого сделать. Я могу изменить ее изнутри не только своими действиями, но и обучением подчиненных мне работников. И собственным примером. Бывший президент США Теодор Рузвельт однажды сказал, что самое мощное оружие – это собственный пример. Так оно и есть.

Мы за 2021-2022 год с подчиненными мне работниками, благодаря слаженной работе с правоохранительными органами, обнаружили, раскрыли и направили в суд обвинительные акты в отношении трех преступных организаций. Общее количество лиц по этим делам – – 25. А вы же знаете, что преступная организация – это самая опасная форма соучастия. В Тернопольской области такого раньше не было.

Поэтому уходить из органов прокуратуры не буду. Хочу работать дальше, изменять систему. Потому что, как сказал Генеральный прокурор, ключевым ориентиром в работе всех правоохранительных органов, в том числе прокуратуры, должен стать человек.

Татьяна Бодня, «Цензор. НЕТ»