Роговой Ю.Ф. Травы Некошеные: Тристишие-хоку. – Полтава : Дивосвит, 2020. – 204 с. вкл.

«Если бы он был жив, мы подружились б» – признался когда-то в одном из  писем к другому известному поэту – сына классика украинской литературы Феодосия Рогового – Юрия, тернопольский писатель (светлой памяти) Петр Сорока. Но обо всем по порядку

Никогда не придавала значения стихам, написанным в жанре хока. Была убеждена, что больше тяготеет к классическим – силабо-тонических. Но неожиданно получила в подарок от полтавского писателя Юрия Рогового два поэтических сборника, а там упомянутый японский жанр пейзажной лирики. Сначала почтальонша принесла мне «Травы некошеные», а спустя немного времени –  «Шитво по белому». 

От самого слова трехстишие «веет» трехсветьям. Три мира всегда присутствуют в каждом из нас, ведь мы –ndash; неотъемлемая часть природы, одна из ее составляющих. Мир Неба, мир Земли, мир Человеческий. А отсюда – ndash; Трехсутья: духовный, земной, материальный аспекты. «Травы некошеные» – следовательно, живы. Название трехстишия стало названием поэтического сборника. «Крупно цветут/травы некошеные, и…/косы клепают». В этих строках сфокусирован концентрат мысли, глубина источника которой определяется одним словом – неисчерпаемость. У каждого из нас хороший случай не только «прикоснуться» глазами, но и «припасть» жаждущей душой к поэтически-питательным «вод» божественного слова. Третья строка неожиданно врывается в подсознание, ведь когда «косы клепают», то травы… умирают. Так мне казалось…Однако воображение и щемящие воспоминания детства вдруг гасят пробужденную тревогу: передо мной встает крепкая родительская фигура, он занимает «большую ручку» и –ndash; вж-ж-жи-х, вж-ж-жи-х… а вслед за – я, отец учит меня косить еще и приговаривает: «Косы коса, пока роса…». У каждого из нас свое непреодолимое «Искание» истины. Особенно оно и у автора: «Только в царстве трав/еще стоит правды искать…/Да и то, вряд ли». И тогда в голову приходит библейское: «Поколения отходят, и поколения приходят, а земля веково стоит!» (Екклесиаст 1:4) и слово правды век пребывает, как и трава. Косы не косы – она не реагирует, ей важно, чтобы невредимыми остались корни, поэтому и дальше будет расти. Такова ее природа (за Богданом Дячишиным). В этой книге большое разнотравье мощной пра-мысли (мысли, которая причастна к Вечности), где травы девственны, нетоптаны, поникающие, зеленые, ползучие, звездные, прошлогодние, цветущие, роскошные. Среди них выделены названия пшинка, лаватера, татарник, ковыль шелковистый, чертополох и тысячелистник. О последней особые ощущения: «Поздний тысячелистник/над дорогой зреет. Мо’…/Григора чека?». Невидимое прикосновение к знаменитому рассказу Тютюнника «Деревец». А мистицизм момента в том, что читала эти строки 5 декабря, в день, когда родился упомянутый новеллист, в день, когда мир отмечал его 90-летие.

Наблюдательность Юрия Рогового умиляет и настраивает на участливую волну. Ведь у него «болит» не только стебель сломанного цветка, но и шмель, который «над цветком тоскует». Бо…/сломана кем-то», но и срезанные цветы, ставшие букетом. Цветы для автора всегда живы и величественны. Образы его естественных, сотворенных Богом «героев», обычно, незаметны и подзабыты: перекатиполе, лепестки, бабочка…, но за ними – глубокая суть, которую читателю автор преподносит в Слове, словно на празднично-торжественном фарфоре. И когда «радуются травы от капель прохлады, посланных кем-то», хорошо понимаешь божественное присутствие во всем, что нас окружает и реально осознаешь ее значимость. «Внукам под окна/евшанную сеятелю  пусть/память не теряют» – как символично и пророчески!  (К слову, говорят, что Евшан-зелье – чудодейственная трава, которая возвращает утраченную память). Впервые в жизни пожалела, что у меня нет крыльев, или, хотя бы, собственного вертолета: облетела бы всю Украину, посыпая из голубого поднебесья теми ячеистыми семенами чудо-травы. Удивительно, мо’ прозреем, спам’пытаемся… Только где его, «тое семя», столько собрать? Спросила сама у себя и услышала внутри ответ: «Пока травы некошеные». Понимаю, что те травы из далекого прошедшего детства, где «Домик маленький./Можно сказать избушка», что замков стоит. («Родина»). И так хочется-хочется, что пока  буду в этом мире, чтобы и она (да и моя избушка, что на Черкасщине), была-приобреталась вместе со мной. Проникновенно и тоскливо…

Для поэзии хокку присущи лаконизм и в то же время… безграничная бесконечность. В основе поэтических текстов глубинная связь природы и человека. Поэт невольно становится аналитиком, а читатель развивает образно-ассоциативное мышление. Этот поэтический жанр способствует воспитанию любви к прекрасному. Это то, что питает душу, наполняет сердце лучшими качествами характера: состраданием, милосердием, добросердечием. Такой человек уже не обидит, не позавидует, не погорячится… К слову. Меня издавна интересует символизм слова «дорога», у каждого из нас она своя и особенная.  Тем более – у поэта. К примеру, у Василия Стуса это «Дорога боли», у Ярослава Павуляка «Дороги домой» (крутая не пройденная дорога), «Самая длинная из всех дорог» у Дмитрия Павлычко, «Зачем я? Куда моя дорога? –  в Ивана Драча, «Люблю черниговскую дорогу» – Лина Костенко, цикл «Дорога под яворами» у Андрея Малышко, «Все было. Дорога закричала» – Василий Симоненко, «А я иду дальше своей дорогой» – Василий Голобородько, «Эта дорога не очень длинная, но она из стекла» – Оксана Забужко, у Владимира Кравчука «Вызрела дорога». Созрела, потому что окутана жизненным опытом, солнечной мудростью. Неожиданную дорогу встречаю у Юрия Рогового: «Уперлась дорога/закорючкой в ​​грудь…/Еще бы знать куда? Он в глубоких раздумьях, потому что предстает перед выбором: куда? Что дальше? Какое решение? Несмотря на то, через несколько страниц читаем в «Дороговказе»: «Листья опавшие/дорогой катится…/Знает куда?». Катится – следовательно они (листья) на прямой дороге. На уме мне светлеет. Однако понимание и отчаяние написанного приходит впоследствии, после следующих «Дорог»: «На скамейке сижу./Рядом дорога куда-то…/Так ноги «молчат»; «Был бы ходячим/летал бы над травами…/Чтобы не топтать»…

Шитво по белому: Тристишие-хоку, – Полтава : Дивосвит, 2021. – 208 с. + 16 с. вкл.

Самое светлое в мире «шитво», это когда мысль снится по мнению в щемящих воспоминаниях о самых дорогих – родителей, которые пошли к Богу, но оставили по себе, каждый что-нибудь свое. У Юрия Рогового – мамин наперсток, который теперь хранят пальцы внучки. А когда прочла строки «Мами», где речь о: «Телефон взял –/захотелось отозваться…/Слеза жгучая», то вспомнился сон,  который на протяжении многих лет меня преследовал. В детстве мечтала о настоящем домашнем телефоне. (1970-е – размечталась!). И вот во сне звоню домой, мама берет трубку. Я при этом очень радуюсь и прошу сказать мне его номер, потому что пока звонила – забыла, но мама молчит. И так – ndash; каждый раз. Просыпаюсь – и «Слеза жгучая», в самое сердце. А какой философский «Часы» у пана Юрия: « Родилось дитя./Вдруг где-то цокнуло будто,/стрелки двинулись…». Вот оно что… Итак, когда меня спросила внучка Даша «Почему не спит часы?» – не сразу и нашлось, что ответить. Начала писать под таким названием книгу. И вдруг – такой гениальный ответ у Юрия Рогового! Действительно, как могут спать часы, когда ежесекундно на планете Земля рождается какое-то дитя. Мой отец был сельским  часовым мастером и очень мечтал, чтобы я переняла его дело… На моем рабочем столе лежит его перхоть, которую очень часто прикладывает к глазу правнучка моего отца, чтобы в деталях рассмотреть цветной мир на рисунке. Как много кружевных сакральных переплетений в нашем потаенном и до конца неразгаданном мире.

Не каждый человек способен выхватить из пространства временной реки важное мнение, или хотя бы его краешек. Это должно быть особое состояние, определенная настройка, а иногда – стиль жизни, иногда – испытание. Это не просто, это так же как  вышивать по белому. И если первая книга «дышит» земными травами и ароматами, то другая – звуками, которые «слышим» от выволги, соловья, сыча, ласточки, дрозда, скворца, орла, лягушонка… А еще она наполнена грозами и дождями, отчасти – громовицами. Упоминается здесь и другой щебет – детское. «Повняться села/щебетаньем детским…/Жаль – только летом». Грустная и глубокая правда, о которой говорить – не переговорить. Оказывается, ее можно сжать до невозможного и выстрелить» тремя короткими предложениями.  Читая, представляла, размышляла, додумывала, читала «между словами». Ибо каждое выписанное слово или строка – это отражение внутреннего состояния писателя (а сегодня он у него очень сложен – с физическими испытаниями и страданиями). Это определенная трансформация, своеобразное преобразование, если хотите – закаливание Духа. Поэтому и появляются философские записи, в которых вечны вопросы без ответа: «Успею сказать,/как оно «отходить»…/Такое еще не слышал»; «А все же интересно:/утром проснусь или нет?/Лимит какой-то есть?»; «Когда есть Конец  –/Должно быть Начало. Как иначе?» . Или вот это: «Жить бы подольше:/хотелось бы видеть,/как гадь повезет». В этом моменте чувствуется своеобразный переклик с Тютюнником, который когда-то искренне признался о том, что не боится смерти, но очень хотел бы увидеть, что будет после него. А вот и Сковородиновские нотки: « – ловится тот, кто сам и хочет. «Что значит больше:/первая дата или вторая?/То ли – между ними?». «Люди отходят…/Для новорожденных/Душ не хватает». Есть над чем размышлять, задумываться, принимать во внимание – и действовать … После такой литературы приходит в голову библейское: «12. Ночь прошла. День приблизился. Отбросим, ​​следовательно, поступки тьмы и оденемся в оружие света. 13. Как день, – ведем себя честно…» (Из послания к Римлянам 13:11-14:4).  

По количественному признаку этот сборник поэт назвал «Тринадцатым вскриком». И об этом читатель неожиданно узнает на 105-й странице среди книги. Именно на этой странице, разделенной на две половинки, она напоминает птицу с распростертыми крыльями, которая приготовилась к (отчаянному – почему-то такое слово пишется) взлету. ;Недаром предыдущие двенадцать (!!!) книг писатель назвал поэтическими апостолами. Слово «вск» напомнило мне (светлой памяти) о диссиденте, правозащитнике, лауреате Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко Степане Сапеляке и его «Длительный рваный вскрик», собственно, за который он и получил эту премию. Какой болью и какой правдивостью дышат обе книги, которые, по выражению автора: «… Это не брань в Facebook…/ Это – Доля ЖИЗНИ ». Щедро пересыпанные цветными фотографиями, книги не хочется выпускать из рук, а постоянно держать при себе (формат позволяет это сделать). Мы точно знаем все буквы украинского алфавита, но… Что и как ими пишем? Да и пишем ли вообще? Одеваем их «в оружие Света»?  «Юрий Роговой – ловец мысли, и его высшая цель или задача – поймать мысль и, как бабочку на шпильке, пристегнуть к бумаге. Он имеет убеждение: если мысль ускользнет, ​​то это будет невосполнимая  Конечно,  она может вернуться,но это уже будет совсем другое мнение, ибо каждый раз она внушает отличное настроение й особые неповторимые ощущения…&raquo трудно не согласиться с известным украинским поэтом Петром Сорокой, который когда-то так метко и мудро охарактеризовал творчество мастера хока из Полтавщины.