Фото из сети Интернет

В первые январские дни, когда изменилась последняя циферия в летоисчислении и когда фейсбучные картинки со всяческими пожеланиями исчезли из интернетного пространства, ты осознаешь, что ничего, по сути, не изменилось. Новый год – ndash; это не дверь, которую можно за собой закрыть плотно. Это условность определенного предела, отрезок нами придуманного времени. Все итоги – сомнительны, все стремления – сомнительные вдвое. Мы обманываем себя чаяниями. Пожалуй, так легче пережить безудержное нашествие событий, которыми мы сыты уже по горло. Мне подумалось, что мы дожились до того момента, когда гравитация времени очень уплотнилась. Движение –; ускорился. Острота восприятия – притупляется. 

По этому поводу мне вспоминается двор моего детства. Так, примерно пятьдесят пять лет назад оно воспринималось мной как космос. Понятно, что наша внутренняя оптика с возрастом изменяется как кривизна хрусталика в глазу, но, в отличие от хрусталика, диоптрийная глубина нашей памяти зависит от многих обстоятельств. Первыми, что обозначало этот космос, были слова. Итак, отточенный слух, наслушание и запоминание подготавливало тебя к тому моменту, когда совсем не страшно будет пробираться между кустов смородины, чтобы проследить, куда направляются муравьи. Слова учили тебя различать тысячи неведомых вещей. Слова становились муравьями и смородиной. Они были глубоким небом и пухлыми перинами облаков. Они запирали ключом колодки, пахли гнилью весеннего картофеля. Их можно было увидеть в налитых зеленым соком плодах крыжовника и услышать в кукаренке когутов. Мир был медленным, течения рек тоже. Большинство слов, которые тебе приходилось держать на языке, были сладкими, как праздниковые карамельные когутики. Ты любил медленные слова, потому что они были понятны. 

Замедленный мир ничем не хуже ускоренного. 

В жизни все настолько непредсказуемо, что невозможно, к примеру, лет двадцать пять назад знать мне, что существует большой космос океана, с которого дуют восточные ветры. Что дожди, которыми океан делится со всеми прибрежными обитателями, могут занять несколько суток. И это продолжение дождя замедляет время. Тогда разлагаешь бумаги, перечитываешь свои древние непечатные стихи и пишешь новые. Дождь приносит тебе даже слишком много слов, чем ты предпочитаешь. Если их так много, что тебе невдомек, что с ними делать, то строишь дом прозы. Такой дом – ndash; так же космос, то есть в нем присутствует, соответственно, порядок и структура. Словосочетание с предложениями – так же космос. Деликатный, потому что готов развалиться в любой момент, если мы будем употреблять обычный цемент, а не метафорическую слюну шелкопряда. Потому собственно на метафорической слюне держится порядок слов. Такова их природа. Для того чтобы это понять, необходимо списать не одну сотню страниц, и главный прикол– что нет уверенности, что все получится. 

Если западные ветры осилит восточные, то жди снега. Убедился не раз. Особенно, начиная с января, нужно учитывать западные ветры. Они могут принести снежные нашествия, и в такие дни на острове время замедлится, станет белым, а к утру белки с енотами впечатают на нем следы своего присутствия. Ты будешь стоять с только что напечатанным из принтера листом нового стихотворения и сравнивать. Там, на снегу, поэты-белки и поэты-еноты соревнуются между собой, как на конкурсе за звание поэтического короля. Жаль, что ты не знаешь их алфавита, чтобы вчитаться в написанное ими. Принимаешь на веру, что их стихи так же глубоки, как их следы.

Потом ты отводишь взор. Снаружи на оконном стекле – следы налипшего с ночи примерзлого снега. Западные ветры еще двое суток будут держаться своего направления, на котором твой остров, твой дом и даже твое стихотворение. Почему именно западные ветры замедляют твое время? неизвестно. Ты им благодарен. В замедленное время к тебе приходит война. Она оставила в прошлом году твои стихи, но все же интересно, какие же ветры ее занесли снова? Война приходит как фамилия и имя бывшего студента, о котором ты до последнего не так часто упоминал. Можно сказать, что почти не упоминал. Увидел на фейсбуке в униформе с автоматом. Он едва улыбался. Ты попытался вспомнить, какие оценки он получал на сессиях. Разве все запомнишь? И это теперь важно, когда он сдал важнейший свой экзамен – экзамен жизни и смерти. Ты гонишь эту войну от себя, прогоняешь ее, суку, куда подальше. А она не идет, стоит перед глазами и улыбается, как твой бывший студент-солдат. На свете бело и перед глазами бело. Мы ускоряем время, желая победоносного завершения войны, а оно замедляет перетекание событий в перемерзших шансах, переполненных мышами и крысами  и уведомлениями, от которых чернеет в глазах.

Недавно я купил несколько книг Реймонда Карвера, который писал рассказы и стихи. Или ему не по силам были романы? Не знаю. Возможно, его время настолько замедлилось и сжалось, что именно рассказ, их короткая продолжительность во времени и ограниченное количество слов подходили Карверу лучше всего. Что касается прозы Карвера, то к ней прилепилось понятие «грязный реализм». Скажу, что стихи Карвера я прочитал впервые. Размышляя о замедлении и ускорении времени, я думал, что любое стихотворение может служить такой универсальной моделью для визуального описания этого процесса. Первоначальные и последние слова в стихотворении всегда являются ключевыми, то есть ими обозначен предел отвоеванного от других слов пространства. Как отвоеванного? Вопрос не ко мне. Как правило, интуиция автора. Ускорение происходит в начале, а в конце стихотворения произнесенные вслух или прочитанные слова, сбившись в кучу, замедляют и притормаживают ритм. И только после этого в нашем сознании происходит замедленное переосмысление прочитанного. Только после ускоренного замедления.

Так вот, листая книгу Карвера, я наткнулся на одно стихотворение под названием Весна, 480 год до Р.Х., в котором описывается поход персидского царя Ксеркса через Геллеспонт, как тогда называли Дарданеллы. Событие, описанное Геродотом, в котором морская стихия сокрушила построенные во время похода понтонные переправы. /p>

остановивший

его двухмиллионное войско

Геродот извещает

что Ксеркс приказал нанести

300 ударов кнутом

p>

по этому неконтролируемому водоему

кроме того вбросить пару оков, затем

клеймить раскаленным железом

Вы можете себе представить

как восприняли эту новость

в Афинах; я имею в виду то, что персы были в походе (Реймонд Карвер, «Весна, 480 год до Р.Х.»

Перевод Василия Махно)

Вообще-то перелицовка древних исторических или мифологических событий в поэтическое изложение – изобретение Константиноса П. Кавафиса. Карвер использует этот способ. Здесь главное – не передозировать. По-моему, в «Весне, 480 году до Р. Х.» каждое слово на своем месте. Описание события и авторская догадка как сцепление движут нашим воображением от ускорения к замедлению и наоборот. Время, конечно, никогда не бывает статичным. Ни ветры не бывают постоянными. Всё переменное. Я надеюсь, что после западных ветров долетят восточные. Что по древним стихам напишутся новые. Что за войнами приходит мир, а ускорение сменяется замедлением.

Так качается наш мир и мы с ним.

Так и живем.

Василий Махно .   

06.01.2024