Фото из сети Интернет
— Сначала ты занималась научной работой, ты кандидат экономических наук, расскажи об этом моменте в своей жизни и почему бросила научную работу?
— Впечатление складывается, словно это прошлая жизнь, есть «до» и «после». Наука принадлежит как раз «к». Я исследовала центральный банк, это была моя специализация, банковское дело. Наука была не только моим увлечением, но и вдохновенным трудом, потому что это студенты, это сочетание науки и преподавательской деятельности. И, наверное, вряд ли я бы мыслила себе что-то другое на тот момент, скорее нет, представить себе не могла, что изменится моя жизнь. Война внесла свои коррективы безусловно. Война с 2014 года, не с 2022-го, а с 2014 года.
— Волонтери ты когда начала активно?
-Активная настроенная деятельность, осмысленная, это уже был 2015 год.
— Когда ты почувствовала, что готова стать в ряды Вооруженных Сил Украины, как это произошло?
– Готова? Но нет, наверное, для меня такого понятия, как готова или не готова. Есть «надо» и ты делаешь. Свою готовность ты, вероятно, чувствуешь, скорее, когда ты уже это делаешь. Я готова, я это сделала, я молодец. В ряды ВСУ я стала в 2022 году, как раз за месяц до начала большой войны. Так сложились обстоятельства, которые как раз закончили обучение военное и, собственно, стали в ряды. Всегда, когда ты работаешь или волонтерской деятельностью занимаешься, имеешь ли причастность к военным, то есть желание понять, как это работает изнутри. Я училась на артиллерии, как это ни странно звучит. Поэтому когда началась большая война вопросов ни у кого, ни до кого не было, я заступила на минометку. Так начинался мой путь с тернопольской ТРО.
Служба в ВСУ
-24 февраля, о чем ты тогда в первую очередь подумала и что в первую очередь сделала.
– Мы пытались добраться до части. Люди, которые стремительным потоком двигались, кто из города, кто в банкоматы и так далее. То есть невозможно было добраться. Добирались в ТПД, пожалуй, больше трех часов. Это был ужас и комбат постоянно названивал, и напряжение было невероятным, мы не понимали что и к чему, но понимали единое — все, уже назад дороги нет.
— За время войны, на каких направлениях ты побывала?
– Весь восток абсолютно. Пожалуй сейчас будет не очень корректно сказано, но у меня кроме боли, Донбасс ничего не вызывает, к большому сожалению. Для тех, кто является жителем, кто является переселенцем и так далее не совсем корректны мои слова, я извиняюсь, но это мое состояние. Я сплошная боль в Донбассе. Потому что сколько с 2014 года погибло моих собратьев, моих посестер страшными смертями, — у меня других ощущений уже никогда не будет к этому региону, к сожалению.
— А были кроме боли у тебя там радостные моменты?
— Безусловно. Вообще мужская компания – это, как правило, сплошные радостные моменты. Тогда когда собратья везли меня после операции, сбились с дороги, заблудились и, собственно, эти петляния и все эти комментарии: «Мы уже практически на Галичине». А нам еще было ехать три часа. Говорит: «Держись, малышка, мы уже практически на твоей Галичине». Они всегда насмехались очень, по хорошему называя «Святая Галичина». Говорит: «Сейчас придет Святая Галичина и вам всем покажет, как здесь и что здесь».
— То есть у тебя такой эпитет был «Святая Галичина»?
— Они так шутили временами, потому что когда какие-то неподобающие моменты были, я говорила: «Святая Галичина и хлопала в ладоши».
— А позывной твой?
class=»align-left»>- Папа, как и был с 2014, так и остался и сейчас.
— Но почему ты стала папой Морозовой из Татьяны Запаранюк ?
– Это друзья придумали и завели эту страницу в соцсети, уже с ней так мы и шагали. Это псевдо вызывает разные эмоции. От абсолютного неприятия к любви трепетной. Меня вдохновляют, как и те, кто меня не переносит на дух, так и те, кто меня ужасно любит. Я в принципе очень сложный человек, со сложным характером, со мной тяжело, но я требую от людей то, чего требую от себя, то, что делаю сама. И это вызывает, конечно в определенной степени, сопротивление у людей. Особенно если это армия, особенно когда ты женщина, особенно когда ты командир. Только твой авторитет, твой личный пример сделает из тебя именно командира. Что касается женщин в армии. Сталкивалась ли ты с проявлениями сексизма на службе?
– Нет, я счастливая женщина. Этой женщиной, вот в классическом понимании, как мы с тобой говорим, я становлюсь только тогда когда передают «Безумную пчелку». Все. Тогда я – классическая женщина. Тогда я могу отжимать на правах женщины эти конфеты.
— Все остальное это субординация, да?
– Это всегда субординация, безусловно. Да, к тебе всегда относятся хорошо в плане каких-то бытовых моментов, безусловно, это может быть приоритетным, но в плане работы — нет. Ну, представляешь себе, ребята, которые только пришли, они по гражданским профессиям. Это военкомат, никто не знает кто куда. И тут ставят метр шестьдесят перед ними женщину, в большой форме, длинной, на несколько размеров больше и говорят: «Это ваш командир». Разочарований предела не было, этих людей, которые видели тебя впервые. И, безусловно, это был тяжелый наш труд, совместный труд — моя и ребят. Когда комбат поверил в меня, поверили ребята и я поняла, что да, мы сможем преодолеть что угодно, когда мы преодолели вот это препятствие.
— Таню , военная форма, собственно. Ты прошла путь, когда обсуждали его удобство, комфортность, прикладность. Произошли трансформации качественные за все это время?
– Ты понимаешь, у меня вопрос: «Где это массовое производство формы, о котором я слышу уже годы?». Фонд «Землячки» помогает именно женщинам в армии, экипирующей женщин от берцов к шлему. Вот это да, это я знаю, что девушки под размеры все делают, очень комфортно, потому что она подгоняется под тебя. То есть бронежилет, форма сама, берцы, шлем. Все это подгоняется чисто под тебя. Это очень индивидуальное дело, это не поставлено на массовый поток. И девушки из «Землячек» делали летние варианты, зимние варианты. Может где-то, в отдельных бригадах это поставлено на поток, где-то ходят женщины в этом, но я не видела.
— У тебя было длительное сотрудничество с «Правым Сектором» с добровольцами. Какие сейчас у вас отношения?
– Это любовь к концу уже. Война скальпирует. Она сдирает с кожей грязь, хлам и ставит все на место. Вот так же делает служба. Очень ограниченным становится общение на самом деле. Ты уже не так открыт, ты уже не так чувствуешь себя свободно в обществе гражданских людей, несколько даже напряженно, некомфортно. И круг общения ограничивается либо твоими собратьями и сестрами, либо из гражданских только те, кто причастен к войне.
— бойцы на наших эфирах и в программах рассказывали, что на войне легче. Ты тоже из тех людей, кому на войне легче, чем в гражданской жизни?
— Да, я тоже являюсь членом этого братства, как это ни парадоксально звучит.
— Мобилизация женщин в Украине, как ты смотришь на этот процесс и чтобы ты хотела сказать женщинам, которые намерены присоединиться к Вооруженным силам?
— Мы всегда боремся за равные права с мужчинами, мы всегда требуем для себя абсолютного равноправия здесь, и почему когда заходит речь об армии, уже как-то стихают вот эти моменты. Женщина, если берет на себя ответственность уходить в армию, она должна понимать, что это ответственность не только ее как медика, не только как повара, не только как наводчика, не только как артиллериста. Неважно, какую специализацию она себе выбирает, — это большая ответственность за себя, за рядом. То есть абсолютная ответственность. И безусловные знания по медицине, в первую очередь. Я не совсем понимаю медиа, в основном общего телемарафона, где успокаивают граждан, что вот-вот, но это не вот. Надо быть всегда готовым. Поэтому молимся о вас — это очень хорошо, но нужно еще что-то делать. Поэтому человек, который остается в стороне, он фактически является соучастником, как мне кажется. Человек, равнодушный к происходящему, он соучастник, поэтому успокаивать себя сюда не прилетит, а сюда не придут, — и нет.
Фронт
— Люди в гражданской жизни также позиционируют себя как люди, причастные к фронта, но не того, на котором находятся бойцы, а других видов фронтов. Есть ли такие фронты для тебя?
– Нет, не существуют для меня фронты. Я вообще не понимаю, откуда и кто это запускает. То есть поддерживать «экономический фронт» лавандовым рафом — это безусловно, пожалуй, достижение этого мужчины, считающего себя мужчиной. Это трагедия на самом деле такое сознание. Вот там в том дроне есть мои 10 гривен, все можно расслабиться и ничего не делать. Вот это тебе пример «экономического фронта». Нет, это так не работает. Фронт единственный, он один, там воюют, там погибли, там ранены это фронт. Здесь — это тыл. Давайте четко разделять эти моменты, нет фронтов. Есть тыл, то есть люди, которые работают в тылу: волонтерят, сдают кровь, собирают переселенцам какую-нибудь помощь. Госпиталь, где много раненых бойцов, в частности, в Тернополе. Все это — тыл. Тыл, помогающий фронту. Тил, борющийся с войной, но «экономический фронт», «культурный фронт» — это как? Я не считаю это фронтами, это вызывает негатив. Я не понимаю этого, никогда не пойму.
Личная жизнь
— Не могу не спросить тебя о событии, которое стало знаковым в твоей жизни в прошлом году. Ты со второй попытки вышла замуж. Расскажи, почему не удалось в первый раз.
— Знаешь, мы комбата после этого очень долго называли «Гринч», укравший Рождество. Вот, собственно, мы его называли, потому что мы тогда приехали, не было еще определенных отпусков, то есть не 10 дней, там было три дня на самом деле. И длинная дорога очень, полтора дня мы добирались. Добрались, договорились с друзьями, что встретимся. Для нас выдающимся на самом деле было событие, мы так долго вырывались на него. И звонок комбата, который сказал, что извиняюсь, возвращайтесь обратно. И мы даже не успели рюкзаки раскрыть, собрались и уехали. Я успела только перезвонить священнику, сказать, что мы переносим это на неопределенный срок, не знаем когда будем еще. Вот так мы первыми съездили жениться.
— Твой муж военнослужащий, тоже?
– Да. Во второй раз нам удалось, мы уже приехали наконец и поженились.
— Почему ехали именно сюда, в Тернопольскую область?
– Потому что святая Галичина. Это всегда имеет значение, пожалуй, чем ближе становишься к старости, заступаешь одной ногой на это порог, тем важнее для тебя дом. Для меня – mdash; это Галичина, это моя извечная любовь. Любовь, которая никогда не станет чем-то преуменьшенным, никогда не станет для меня на второй план. Именно благодаря этим ощущениям было войско, поэтому были какие-то достижения в научном труде. Вообще, все подстраивается под это. Имела абсолютно нежные ощущения, когда ребята, которые говорили всю жизнь на русском, начинали говорить на украинском. Сейчас очень хейтят за русский. Никогда не буду воспринимать хейт русским языком бойцов. Как люди пытались говорить по-украински, это нужно слышать и видеть. Они стесняются насмешек, но всегда есть поддержка, всегда. И все гордятся тем, что они могут говорить. Люди, которые защищают своей кровью, своей жизнью, ценой своей жизни Родину, которые позволяют другим жить относительно безопасности, быть украинцами, сейчас этот вопрос именно так стоит. Это не просто война за территорию — это война за существование нации. И именно им велика благодарность и большой поклон, именно тем, кто находится на боевых. Поэтому к ним вопросов вообще не может быть относительно их языка. Я убеждаю, что большинство вернувшихся будут говорить по-украински.
— Ты болела, имела несколько операций, продолжаешь лечение, должна была проходить ВЛК. Ты хочешь вернуться к активной работе?
— Благодаря поддержке ректора ЗУНУ создан центр конверсии по работе с военными. Я надеюсь, что он получит такие рычаги, чтобы влиять на отношение к военным, на помощь фронту. Я надеюсь, что да, я буду каким-то образом очень заметна в этом вопросе, но насколько это будет нужно. Я отучилась буду планам, мой горизонт это сегодня, вот сейчас, делать все то, что я могу делать, что мне позволяет состояние здоровья. Вернусь ли я? Да, хотелось бы вернуться назад, потому что я считаю, еще не все я закончила и еще где-то ходит мой оккупант.
Побратимство
— Ты женщина с характером. Насколько я знаю, когда ты болела и твои собратья хотели проявить внимание, ты ее не принимала сразу. Почему так было?
— Я не люблю быть обузой.
— Они простили тебя этот момент?
– Они мне еще долго будут вспоминать эти вещи. Нам есть друг другу, что вспомнить — и хорошо, и плохо. Но единственным адвокатом этому остается наша неизменная любовь друг к другу. Всё это делается с любовью. Подарок от собратьев — это татуировка. Это Санта Муэрте, но она в пышном украинском венке, она уже полностью украинизирована. Это память о том, что смерть есть, она неизбежна, все мы к ней будем так или иначе причастны, просто каждый в свое время. Вопрос, что ты к тому моменту получишь и как ты готов будешь встретить ее достойно. Трезубец — это Украина, мак — кровь, которая пролита, колосок – это Голодомор, мои родственники, погибшие от голода. Это вся моя история в одной татуировке.
— Хочу, чтобы ты сказала то, чего я тебя не спрашивала, но тебе хочется это сказать.